Зоя Корнилова: «Мы должны сохранить земли»

– Зоя Афанасьевна, что вам наиболее запомнилось на этих встречах?
– Вначале я бы хотела поблагодарить родной Ил Тумэн, руководство республики, работников аппарата Государственного Собрания, всех, кто организовал мой юбилей в Якутске. Вообще-то, я считала, что 80 лет – уже такой возраст, что не до юбилея. Если бы его не провели, я бы не держала обиды. Просто даже оттого, что физических сил уже маловато. И все-таки юбилей провели, и, конечно, я очень благодарна организаторам.
А юбилей мне запомнился встречами с простыми людьми – были они и в Театре оперы и балета, где прошло само торжество, и особенно на родине, в Олекминском районе, где я с мужем и родной сестрой провела четыре дня. Встречи на Олекме были очень интересными именно своей атмосферой, нам показали все, что мы хотели увидеть.
Я же уехала из Олекмы 62 года тому назад, как окончила среднюю школу. Поступила в институт, потом более 10 лет жила в Новосибирске, около 15 лет – в Москве. Но, конечно, время от времени я все равно туда ездила – в командировки, на встречи с избирателями и т.д. Как обычно бывает во время этих поездок, времени постоянно не хватает, торопишься. Муж тоже раньше все время по экспедициям ездил. И вот впервые в жизни мы просто от души отдохнули в эту поездку на Олекму. Я увидела родные места, познакомилась со многими замечательными людьми, встретилась с теми, кого давно не видела.
Самое удивительное, что погода в эти дни резко менялась. Я под конец уже смеялась: «Погода такая же, как и моя жизнь – она не была спокойной!». Когда приехали, стояла невозможная жара – 30 с хвостиком. А на следующий день все вокруг в с. Даппарай заволокло дымом. Оказалось, что совсем близко от села начался пожар. Но, на наше счастье, ночью пошел сильный дождь, который и погасил огонь.
А в день, когда должен был начаться ысыах, посвященный юбилею, неожиданно объявили, что на Олекминский улус идет ураган. Ысыах отменили, но потом пришла весть, что ураган сменил направление. А на четвертый день, когда мы хотели провести ысыах, температура неожиданно упала с плюс 30 до 14 градусов! Но, несмотря на катаклизмы погоды, ысыах все-таки состоялся.
Хотя было холодно, но, несмотря на это, сама атмосфера была очень теплой, доброй. Я встретилась со многими своими земляками, они даже умудрились поставить небольшой спектакль из моей биографии. В нашей семье же было 8 детей, из них только один мальчик, и то он умер в три года. Остались 7 девочек. Я родилась последним ребенком в семье. Мне было около года, когда отец умер – это было перед самой войной, в 1940 году, поэтому я его не помню. Мама осталась одна с нами, а мы все были мал мала меньше. И в постановке был показан именно этот момент из моей биографии. Это было так трогательно!

– Где вы побывали? Какие места посетили?
– Мы побывали в I и II–м Нерюктяе. Посетили II–Нерюктяийнскую среднюю школу, которую я окончила. Хотя вначале и не планировали – думали, что там никого нет. Оказалось, что в здании школы работает летний лагерь. Так что встретились с ребятами, учителями.
Удивительно, что наша школа, которую я окончила 62 года тому назад, до сих пор стоит, и, причем, она действующая! Оказывается, здание было построено из очень крепких лиственниц, поэтому оно даже не просело, не деформировалось, только пол немного. Вот так добротно, качественно строили наши предки.
И вот там учащиеся и учителя подарили мне нашу старинную выпускную фотографию, которой у меня не было! Это стало приятным сюрпризом.
А в I – Нерюктяе мы посмотрели два очень интересных музея – школы и села I – Нерюктяй. Потом мы поехали дальше и по пути нашли цветущую поляну с красными и желтыми сарданами. Но, оказалось, что желтый цветок – не сардана, а дикий лилейник. У него более тонкие листья, чем у сарданы, а с виду – очень похож на сардану. Удивительно! Почему-то раньше я не замечала, что у нас цветут такие цветы. Прямо целая поляна дикого лилейника!

– А вы кого-нибудь из своих одноклассников, с кем вместе учились в школе, встретили?
– Да, во время ысыаха в Олекминске я встретила подругу детства Жармену Корнилову. Мы жили с ней по соседству. Сколько лет прошло, наверное, полвека, а мы только два раза с ней виделись, и вот встретились на ысыахе. Жармена живет в Олекминске, сын тоже там. Раньше она работала учителем физкультуры, а сейчас на пенсии.
Вообще, я очень рада, что побывала на родине. Люди у нас, на Олекме, удивительные – общительные, позитивные, добросердечные. Вообще, Олекму можно было брать как пример того, как разные народы могут жить мирно. Как известно, издавна Якутия, начиная с XVI века, была местом ссылки политзаключенных. И первым улусом, куда их отправляли, был Олекминский улус. Но политссыльные внесли большой вклад в развитие нашего края, помогали местному населению – с них-то и началось земледелие. А позже, уже в наше время, после войны, в Олекминский район тоже отправляли людей в ссылку. Были у нас и финны, и немцы, и прибалты. Да что говорить, половина наших учителей в школе были потомками ссыльных, среди которых татары, русские, литовцы, латыши, белорусы. Еженедельно они ходили регистрироваться в отдел КГБ – так было заведено. Но мы не смотрели на них, как на врагов. Потому что они относились к нам хорошо, и мы отвечали тем же. И это нам здорово помогло в нашей дальнейшей жизни, когда мы поехали учиться в Новосибирск, Москву, Санкт-Петербург – мы научились общаться с представителями других народов.
Приезжали к нам, в Кыллах, в 1950-х годах по распределению и молодые учителя из центральной России, их же не хватало. Кстати, некоторые девушки оставались, выходили замуж за местных, осваивали якутский язык и уже Олекма становилась для них родиной.
Как известно, в Олекминском улусе есть чисто якутские села, к примеру, Кыллах, I – II Нерюктяй, Кяччи и др., и чисто русские села – Дабан, Кытыл-Дюра и др., где живут потомки государевых ямщиков, а также представители коренных малочисленных народов – эвенки. И я помню, когда моя вторая старшая сестра вышла замуж за жителя ямщицкого села Дабан, с малых лет я ездила к ней. Все лето там проводила. Помню, как мы водили хороводы, пели частушки. И притом, никто не разбирался какой ты национальности – все, кто там жил, вставал в хоровод. После этого под гармошку танцевали кадриль. Причем, кадриль в совершенно старинном варианте, с выходом, там же несколько частей, и так целый вечер. И это считалось абсолютно нормальным. В хороводе были и русские, и якуты, и представители многих других национальностей. Вот так мы вечера проводили.
А когда на якутский осуохай вставали, в нем тоже участвовали, как и в хороводе, все народы, которые жили там. Ведь олекминский осуохай особенный – сделан так, что в нем могут участвовать представители всех народов: тойук поет только ведущий, остальные участники повторяют «эһиэкэйдиир оһуокай” по три-пять раз. И это удивительно!

– Насколько изменилась Олекма?
– Я же уехала из Олекминска в 1957 году. И знаете, когда я вышла из самолета, у меня создалось впечатление, что я вернулась в то же самое время: ничего не изменилось! Аэропорт как был грунтовый, таким и остался – чуть брызнет дождь и уже самолеты не летают, регулярной связи нет. 62 года тому назад груз выдавали так: грузовик, груженый нашим багажом, выезжал на улицу с аэропорта и прямо с грузовика нам выдавали наши вещи, чемоданы. И представляете, до сих пор багаж выдают таким же способом!
А когда вышли из аэропорта, смотрю – стоят те же самые старые, деревянные дома, только чернее стали, покосились… Я бы сказала, что таких больших изменений в Олекминске, скажем, в плане нового строительства не произошло, новые дома есть, но их очень мало. В целом, город практически не изменился.
Но мне бы хотелось сказать вот о чем: природа, люди – все это в Олекме есть, и это прекрасно, но очень опечалило то, что от некогда процветающей Олекмы, которая в советские годы считалась «Украиной» Якутии, почти и следа не осталось. Тем более, в моем родном Кыллахе. Раньше же, когда мы в школе учились, видели бескрайние пшеничные поля, наблюдали, как меняется цвет пшеницы, как она созревает. А сейчас все эти поля заросли бурьяном.

– Не сеют уже там пшеницу?
– Ничего там нет! А я помню, как в Кыллахе, даже в годы войны, сажали прямо в поле огурцы, помидоры, свеклу, морковь, лук репчатый, и даже табак, из которого потом махорку делали и на фронт отправляли. Колхоз в те годы был миллионером. У меня мама трудилась на этих колхозных полях, а в годы войны, чтобы нас прокормить, пошла работать дояркой. Тогда все многодетные семьи старались попасть на ферму, так как разрешалось с общим стадом коров содержать одну корову в каждой семье. И она пошла туда. Так что практически все мое детство прошло в хотоне. Детских садов же не было в то время. Вот в таких условиях мы, дети из многодетных семей, жили и выросли в годы войны.

– А почему поля Кыллаха заброшены?
– Причина в том, что после известного большого наводнения, было принято решение перевезти жителей села Кыллах в Даппарай, на правый берег Лены. Большая часть села туда переехала, но на том берегу нет таких полей, как на острове Кыллах. А самое главное – коренной высокий берег. Там для обеспечения водой нужна водонапорная башня. Я лично ходила к Вячеславу Штырову, просила, чтобы поставили водонапорную башню в Даппарае. Но вопрос до прошлого года был не решен – с прошлого года воду там качали просто мотором, который включался на два-три часа. А как без воды можно что-то вырастить?
А поля Кыллаха можно было использовать, если бы в летний период работал бесплатный паром. Сейчас в селе живут, в основном, старики. Фельдшерско-акушерский пункт закрыли сразу, как только село переехало в Даппарай. Если человек заболеет, чтобы перебраться на тот берег к врачу надо заплатить 200 рублей частнику. А если получать лечение, уколы? В итоге село, и, как следствие, эти плодородные земли, поля, где некогда выращивали пшеницу, ячмень, рожь, сегодня заброшены.
А между тем, в Якутии с землей Олекмы может сравниться только земля Амги. Кстати, в Амге сумели в какой-то мере сохранить земли. В прошлом году я ездила туда – большинство полей тоже заброшены, но какую-то часть они используют. А в Кыллахе стопроцентно все уже потеряно.
Для нас, тех людей, которые помнят, как раньше использовались эти благодатные, плодороднейшие земли Олекмы, осознать, что все это богатство потеряно, очень болезненно. Поэтому вот уже несколько лет я пытаюсь как-то помочь своим землякам. Я отдельно встречалась с ветеранами, отдельно – с людьми среднего возраста, с молодежью. Печально то, что у нынешней молодежи почти нет понятия, что земля – это богатство. И идет это от того, что людям не создали условий, чтобы заниматься землей. На мой взгляд, необходимо создать кооператив – другого выхода нет. Но земли так бросать нельзя.

– На ваш взгляд, как восстановить былую славу Олекминской земли?
– В последнее время я все время думаю над этим вопросом. Вот вроде бы молодые люди хотят работать на земле, но у них нет ничего за душой, там же все равно нужны вложения. А между тем, земли в Кыллахе, которые по отчету считаются пашнями, сельхозземлями, не используются. Кто может – имеет моторки и т.д. – содержат там коров или лошадей, т.е. эти пашни практически превращены в пастбища.
Очень многие молодые люди сегодня сидят без работы. Они бы рады трудиться, но работы попросту нет. Может быть, в других улусах, там, где развита промышленность, молодые люди могут найти работу, но в Олекминском улусе промышленности пока нет и производственных предприятий тоже нет. Испокон веков здесь люди занимались в основном сельским хозяйством, которое сегодня совсем забросили.
Сегодня в республике создается агрохолдинг, который должен объединить предприятия для комплексного решения вопросов заготовки, переработки и создания условий для расширения рынка сбыта местной продукции. Как известно, недавно Олекминский улус посетил Ил Дархан Айсен Николаев, до этого был министр сельского хозяйства, на ысыах приезжал зампред правительства. Вроде бы начинается возрождение Олекмы, но насколько это реально, какого-то конкретного плана, программы я пока не вижу.
Каждый раз, когда я встречаюсь со своими земляками, мы пытаемся найти какой-то выход, чтобы возродить сельское хозяйство в Олекминском улусе. Практически, я считаю, это возможно. Власти надо повернуться к сельскому хозяйству. Каждый раз, когда мы выбирали Ил Дархана, думали, что сельское хозяйство, наконец-то, поднимется. Однако на сегодня коров у нас даже меньше, чем было во времена гражданской войны! И поэтому вопрос возрождения сельского хозяйства – это вопрос из вопросов. Если мы не восстановим его, потеряем образ жизни коренных народов. Поэтому, я думаю, все-таки есть какая-то надежда – может быть с созданием агрохолдинга, тем, что на Олекму съездил Ил Дархан, все-таки возродится былая слава олекминской земли. Не секрет, что с каждым годом и спрос, и цена на экологически чистые продукты по всему миру растет. А где, как не на Олекме, можно вырастить такие продукты?
В Кыллахе я встретила фермера. В прошлом году он начал заниматься выращиванием картошки. Выкопали они порядка 79 тонн, но смогли продать лишь 1-2 тонны. Остальное сгнило. Представляете? Отборной, олекминской картошки. Там дорога сложная. Хранилища нет. Необходимо было систему заготовки хотя бы в Олекминске создать. Все знают, что лучше олекминской картошки по качеству не найти – вкусная, рассыпчатая, экологически чистая. Если бы в Якутск тот фермер смог ее привезти, ее бы сразу раскупили. Поэтому надо создавать в Якутске сеть магазинов экологически чистых продуктов. Организовать перевозку, хранение. На мой взгляд, восстановить былую славу Олекмы практически возможно. Народ-то хочет, люди готовы, но при той нищете, которая сегодня там существует, конечно, сделать это будет очень непросто. В Кыллахе, например, одна треть – пенсионеры, одна треть – безработные молодые люди, которые только частными, временными работами заняты.
Сейчас молодежь пытается что-то предпринять. К примеру, в прошлом году один молодой человек из Кыллаха выиграл грант «Молодого фермера». Но это же капля в море! Мне хочется опять-таки поверить, что эти рабочие поездки и создание новой структуры дадут результат, и что, наконец-то, что-то будет реализовано. Но бросать такие земли как Кыллах, нельзя.

– Какие вопросы там требуют решения?
– В Кыллахе нет бесплатного, муниципального парома, который бы действовал все лето – это первый вопрос. Также здесь нет овощехранилища. Второй – страховые компании не берутся страховать объекты сельского хозяйства. Но если в законе нет, то этот вопрос надо внести. Риск, конечно, большой, но ведь государство должно задуматься. Вообще, конечно, проблем там много.
Если мы хотим развития сельского хозяйства, то оно должно развиваться по всей цепочке. В Кыллахе, например, если мы будем создавать кооператив, то должны навести порядок с землей. Надо посмотреть, как используется земля, а это значит, кадастровые карты надо делать, необходимо выяснить, кто оформлен хозяином земель в настоящее время и т.д.
Как известно, у нас в республике территорий, которые пригодны для сельского хозяйства, т.е. земель, где можно выращивать что-то и вести скотоводство, очень мало. Всего порядка 7 %. Эти земли дороже алмазов и золота, так как там проживает бОльшая часть коренного местного населения. С их потерей практически могут исчезнуть язык и культура коренных народов, тем самым, исчезнуть и сами народы. Мы должны эти земли беречь, как зеницу ока, потому что они очень ранимы в условиях Севера и их площадь крайне мала. Особенно в период промышленного освоения этих территорий. А мы сами сегодня забросили эти земли.
Для сохранения этих земель необходимо усовершенствовать земельное законодательство и экологическую защиту. Также надо рассмотреть вопрос отношения собственности к земле. Например, в Японии земля может быть государственной, коллективной и частной, но без права продажи, так как территория у них ограничена. Такая ситуация и здесь. Если мы откроем вторичный рынок (продажу) при сегодняшнем уровне бедности, население может вообще остаться без земли.
Сохранение языка, культуры, строительство социальных объектов, конечно, все это необходимо, но, если мы хотим восстановить сельское хозяйство, в первую очередь, нам надо возродить земледелие. Мы также должны сохранить традиционное природопользование коренных народов. И все эти вопросы должна решить действующая власть.

Ирина РОМАНОВА