Рак: что нужно знать и делать

Вот почему участники программы «Дальние регионы» (в 2008 году она была инициирована Национальным обществом детских гематологов и онкологов (НОДГО), Благотворительным фондом «Подари жизнь» и Федеральным научно-клиническим центром детской гематологии, онкологии и иммунологии им. Димы Рогачева) не устают колесить по российским регионам, включая Якутию. Они рассказывают людям о том, как оно есть на самом деле.

Миф №1: «От пересадки костного мозга донор может заболеть раком»

Этот вопрос врачу-трансплантологу, ответственному секретарю НОДГО Кириллу Киргизову задают, наверное, чаще всего. Он лишь разводит руками: «С чего вы взяли?!»

– Предрассудков много! Одни считают, что донору сдавать придется не костный мозг, а спинной, после чего он уже не сможет ходить, – рассказывает он. – Другие – что, поделившись стволовыми клетками, донор сам может чем-то заболеть. И при этом они не знают, что сегодня в мире проведено уже 1,5 млн трансплантаций костного мозга и не зафиксирован ни один из тех случаев, которыми люди пугают друг друга…

Трансплантация костного мозга, или, если говорить правильно, гемопоэтических стволовых клеток, – один из наиболее часто практикующихся методов лечения многих онкологических и гематологических недугов. Смысл его в том, чтобы заменить собственное кроветворение пациента донорским. Только так зачастую и можно справиться с целым рядом тяжелейших недугов крови, из которых онкология на одном из первых мест.

Проблема в том, что какие попало клетки больному не пересадишь. Клетки донора и реципиента должны подойти друг к другу так же, как легко входит в замок «родной» ключик, то есть совпасть по целому ряду показателей. Проблема в том, что очень часто подходящего донора нет. Его приходится ждать годами. И кое-кто из больных дождаться его просто не успевает.

Чтобы решить эту проблему, во многих развитых странах стали создавать национальные регистры доноров гемопоэтических стволовых клеток – банки данных результатов типирования огромного количества добровольцев, людей, которые решили стать донорами. Начал он создаваться и в России.

– Сегодня российский национальный регистр пока в процессе организации. В его банке данных более 40 тысяч доноров, – рассказал К. Киргизов. – Он базируется в Санкт-Петербурге и Кирове, но его специалисты регулярно выезжают в регионы, чтобы пополнить число потенциальных доноров.

Технически стать донором костного мозга очень просто.

– Все, что нужно, это желание пойти и сдать 10 мл крови для генотипирования, – рассказывает он. – Потом его результаты проанализируют в лаборатории и включат в единую базу данных – национальный регистр. И если потом обнаружится тканевая совместимость этого конкретного донора с одним из пациентов, ожидающим пересадки костного мозга, его могут пригласить сдать клетки…

Как выглядит манипуляция? И насколько она болезненна?

– Не нужно думать, что это какая-то сложная операция. Обычно забор материала выглядит как сдача крови из вены. Это абсолютно безопасная медицинская манипуляция. При этом, когда появляется необходимость в доноре, его приглашают в специализированный центр, и сдает он стволовые клетки только там.

Как рассказал Кирилл Киргизов, национальный регистр позволяет связать пациентов и доноров для них, проживающих в самых разных регионах страны.

– Один из последних случаев: это больной ребенок из Владимира, донор для которого нашелся в Ставрополе. У них оказалась идеальная совместимость, – говорит он. При этом возраст значения не имеет: клетки взрослого могут подойти детям и наоборот.
Понятно, что чем больше будет добровольцев в национальном регистре, тем больше шансов выжить у людей с лейкозом и многими другими тяжелыми заболеваниями. Тем более что потребность в пересадке костного мозга из года в год растет.

– Мы очень надеемся, что сеть отделений национального регистра будет расти и его отделения появятся в каждом регионе, в том числе и в Якутии. Это нужно для того, чтобы любой желающий мог прийти, сдать на генотипирование свои 10 мл крови и пополнить базу данных. Кто знает, может быть, именно ему удастся кого-нибудь спасти…
Самое главное, что такие случаи отнюдь не редкость: именно так право на жизнь получают люди, у которых без этого шансов нет. Не случайно во многих странах мира в рядах добровольцев, с готовностью жертвующих свои клетки для незнакомых им больных, уже сотни тысяч. Там это уже обычное дело. Теперь нужно, чтобы это стало обычным для нас…

Миф №2: «Запущенный рак встречается только в России»

Медицина ХХI века научилась справляться со многими формами рака, особенно если он диагностирован рано. Однако ситуаций, когда в поле зрения врачей пациент попадает слишком поздно, меньше, увы, не становится.

Мы, в России, привычно объясняем это далеко не идеальной системой профилактики онкологических болезней: нехваткой онкологов на местах, невозможностью пройти раннюю диагностику жителям глубинки и т.д. Однако, по мнению самих врачей, тому способствует и масса других причин. В частности, та, что онкологические недуги могут годами никак себя не проявлять.

Детский онколог Мемориального онкологического центра “Слоан-Кеттеринг”(Нью-Йорк), главный научный сотрудник ФНКЦ ДГОИ им. Дмитрия Рогачева Константин Добреньков, побывавший в Якутске в рамках проекта «Дальние регионы», рассказывает, что подобные ситуации не редкость и в США.

– Случаи запущенного рака встречаются не только в России, но и во всем мире. И это связано не с нежеланием врача помочь, а с особенностями болезни, ее течением, – говорит он. – Дело в том, что онкологическое заболевание может носить различные «маски». Единых симптомов нет, они бывают разными. А в итоге диагностический поиск затягивается порой на долгие месяцы, отнимая драгоценное время у пациента и врача.

– Как в США пытаются решить эту проблему?

– Начнем с того, что врачебная деятельность в Америке четко регламентирована. Идет постоянное обучение: тренинги, семинары. Врачи обязаны сдавать сертификационные экзамены, довольно серьезные и сложные. При этом часть вопросов обязательно посвящена детской гематологиb и онкологии.

Более того, каждый врач ежегодно обязан набрать определенное количество баллов за обучение. Это значит, он должен посетить определенное количество семинаров и лекций, решить определенное количество клинических ситуаций, где очень много вопросов как раз касается ранней диагностики заболеваний крови и злокачественных новообразований. Причем все это жестко контролируется.

…Так же, как и в России, возникают в США и конфликты между пациентами и врачами. Только в отличие от нашей страны, где эти ситуации тут же подхватывают СМИ, выплескивая их на страницы газет и порой еще более усугубляя проблему, в Америке в таких случаях поступают по-другому.

– Проблема конфликтов по поводу диагностики и лечения рака существует везде. Это не какая-то специфическая проблема, характерная для какой-то одной страны, – рассказывает Константин Викторович. – И в США, и в странах Западной Европы недопонимание ситуации, скажем, родителями больного ребенка, а также недостаточный контакт между ними и персоналом могут приводить к конфликтам. Чтобы разруливать такие ситуации, в США создали институт специальных посредников. Это целая команда: психологи, конфликтологи и т.д., которых специально обучали тому, как гасить разногласия в зародыше, чтобы не доводить дело до суда и СМИ…

Это нужно не для того, чтобы увести ситуацию «в тень». Американцы считают: конфликт – это всегда результат недопонимания между людьми. А значит, надо сделать так, чтобы пациент смог услышать врача, а тот, в свою очередь, нашел время сказать ему нужные слова.

– В основе большинства конфликтов, в 90% случаев кроется именно недопонимание ситуации или ее неправильная интерпретация, – говорит К. Добреньков. – И потому очень важно объяснять людям, что происходит на самом деле. Да, конечно, врач беседует с больным. Но бывают ситуации, когда без помощи такой команды не обойтись.
Кроме того, с детьми там работает специально обученный персонал – люди, которые знают детскую психологию и действуют в соответствии с этим.

– Это особенно важно, когда ребенку только поставили онкологический диагноз. Или когда лечение, увы, не приносит результатов. Или когда возникают конфликты между родителями и детьми, – говорит он. – Ведь процесс лечения онкологических недугов – долгий, сложный и мучительный – как для самого маленького пациента, так и для его родителей. И без стрессов он не проходит…

…Информация, которую дали якутянам врачи проекта «Дальние регионы», подводила к неутешительному выводу. Да, проблемы рака для большинства стран во многом схожи. Вот только уровень их решения часто различен. Ведь даже обычные психологи в наших больницах – большая редкость. Что уж о конфликтологах говорить…

И потому, хотя для борьбы с онкологическими недугами в Якутии было сделано немало – внедрены новые методики лечения, появились новые препараты и т.д., сделать, судя по всему, предстоит еще больше, перенимая, к примеру, из зарубежного опыта то хорошее, что в нем есть. И не скупиться в финансировании онкологических программ, за которыми судьбы тысяч людей. И принять, наконец, самостоятельную республиканскую программу по детской онкологии, где были бы детально прописаны многие из упомянутых моментов.